Бней-Менаше — это несколько тысяч человек в двух штатах на северо-востоке Индии: Манипуре и Мизораме. Они считают себя потомками «Менаси — потерянного сына Бога» и соблюдают обычаи, схожие с еврейскими: выходной день в субботу, запрет на поедание свинины и некоторые другие.

В 1981 году израильский раввин Элияху Авихаил, сионист, который занимался поиском потерянных колен, посетил Бней-Менаше в Индии и признал в них потомков евреев, уведенных в ассирийский плен три тысячи лет назад. Он организовал переезд первых групп в Израиль, где они прошли гиюр. Для многих эта перемена жизни была радикальной: в Индии большинство Бней-Менаше живут крайне бедно и ведут почти племенной образ жизни. В 2005 году главный сефардский раввин Израиля признал еврейские корни Бней-Менаше, а в 2006 году они получили право на репатриацию в Израиль.

Вопрос о связи племен северо-восточной Индии с потерянными коленами Израиля, впрочем, остается весьма спорным. Большинство антропологов убеждены, что история о потерянных коленах Израиля принесена индийским племенам миссионерами и что свою идентичность они сформировали в середине XX века под влиянием христианских проповедей. Результаты большинства генетических исследований также не подтверждают ближневосточное происхождение Бней-Менаше.

Шимон Гангта

раввин общины Бней-Менаше в Кирьят-Арбе

«Мою семью можно, наверное, назвать «привилегированной»: мой отец был мэром городка, где мы жили, а моя мама работала акушеркой в больнице. Особенно религиозными родители не были, но мы всегда знали, что мы «сыновья Менмаси». Когда случалось землетрясение, мама говорила: «Это Бог ищет своих потерянных детей». И мы забирались на крышу и кричали: «Мы тут!».

Родители отправили меня в Израиль, потому что я был трудным подростком и все время попадал в неприятности. Я дрался, у меня были проблемы с полицией и с другими бандами в нашем районе, два раза я был серьезно ранен… Мне не очень нравилась идея отъезда, потому что в Индии у меня была отличная жизнь: друзья, спорт, мотоцикл, музыка — я слушал хэви-метал и сам играл на гитаре, а Израиль у меня ассоциировался с кибуцами и тяжелым трудом (и не зря!). Но мама сказала: поезжай, если не понравится, вернешься. Моя сестра к тому времени жила в Израиле уже три года — она была в первой группе, которой раввин Авихаил помог сделать алию. И я поехал. Это был 1984 год, мне было 18 лет.

С 2004 года я живу в Кирьят-Арбе. Здесь, наверное, самая большая община Бней-Менаше в Израиле — около тысячи человек. Жить здесь непросто. Кирьят-Арба — это такая дыра посреди ничего, делать здесь особенно нечего. А молодежи надо где-то выплескивать свою энергию. И у подростков проблемы со школой, проблемы с законом… Они не слушают родителей, проводят все время с телефоном в обнимку. Им доступны видео с порнографией и насилием, алкоголь. И чем менее религиозными становятся подростки, тем сильнее протест. Я сам был таким, поэтому мне странно говорить им «перестаньте». Но я пытаюсь объяснять, что есть границы тому, что можно делать и что нельзя, и что если в Индии за драку ты получал выговор от родителей, то здесь можно угодить в тюрьму.

Я думаю, мой бунт был вызван тем, что мы отличались внешне от обычных индийцев, и они всегда над нами посмеивались. А это злило. Я хотел защищаться — и нападать на них. Думаю, мы таким образом отстаивали свою идентичность. И знаете, что забавно? В Израиле происходит то же самое. Если я приезжаю в Тель-Авив, меня все спрашивают: «Ты филиппинец? А почему у тебя кипа, ты же не еврей?» Здесь никто тебя не побьет за то, что ты выглядишь по-другому, но все равно есть привкус… расизма, пожалуй. Поэтому мы предпочитаем жить в небольших поселениях, где нас все знают и никто не задает идиотских вопросов.

Я по-прежнему люблю музыку. У меня дома двенадцать гитар. Если бы я был миллионером, мой дом весь был бы полон гитар. Я до сих пор знаю наизусть все песни Deep Purple и могу все их сыграть. Я люблю Scorpions, AC/DC, Metallica. Несколько лет назад мне делали операцию из-за карциномы, и хирургом был русский доктор. Прямо за несколько минут до операции у него зазвонил телефон, и мелодией была песня «Металлики». Я сказал: «Подождите, не начинайте операцию, дайте дослушать песню». Он посмеялся, сказал: «Заткнись, чувак, и ложись на кушетку».

У меня дома в Индии жил медвежонок. Охотники убили его маму, а самого его принесли как подарок моему отцу, потому что он был мэром нашего городка. Я его вырастил. Он спал со мной в кровати (и по ночам стаскивал с меня одеяло, так что я ужасно мерз). Некоторые дети спят с плюшевыми мишками, а я спал с настоящим. Он сидел с нами за столом. Но потом он вырос, и соседи стали очень его бояться, так что нам пришлось сдать его в зоопарк. Мы поехали втроем — отец, я и мой медведь. При мне его посадили в клетку к другим медведям. Мы оба плакали — и я, и он.

Если бы я мог, я бы уехал в какое-нибудь заброшенное место высоко в горах, построил бы себе там хижину, жил бы там и играл бы себе на гитаре. Может быть, немного занимался бы садоводством — и все.

Где мне жилось лучше — в Индии или здесь? Сказать вам честно? Моя жизнь… Я мог бы быть счастливее».

Текст Анна Рудницкая
Фото Мария Троянкер

ДругиЕ серии